Воспоминание за воспоминанием. Его дворец в Фивах. Тогда он еще был смертным, как все, и боялся кончины, и боялся унижений. Тогда у него был гарем из ста жен, который казался ему обузой.

«Сколько любовников было у тебя с тех пор, как я уехал?» – спросил он Клеопатру.

«О, было много-много мужчин, – ответила она низким, почти мужским голосом. – Но ни один из них не был любовником».

Любовники будут. Будет Юлий Цезарь, а потом еще один, из-за которого она забудет все, чему Рамзес ее учил. «Ради Египта!» – рыдала она. Но просила она не ради Египта Потому что Египтом тогда была Клеопатра. А Клеопатра жила ради Антония…

Светлело. Туман над морем начал рассеиваться – теперь он видел мерцающую темно-голубую гладь воды. Высоко наверху появилось бледное солнце. И царь тут же ощутил его воздействие. Все тело наполнилось свежей энергией.

Его сигара давно потухла. Он бросил ее за борт, вынул золотой портсигар и достал новую.

За спиной простучали по железной обшивке палубы чьи-то шаги.

– Осталось всего несколько часов, сир.

К его сигаре поднесли зажженную спичку.

– Да, мой друг. – Рамзес затянулся. – Мы сойдем с этого корабля, как будто выйдем из сонного забытья. Что же нам делать с этими двумя, которые знают мой секрет, – с юным негодяем и престарелым философом? Кто представляет наибольшую угрозу?

– Разве философы так опасны, сир?

– Граф Рутерфорд верит в сверхъестественное, Самир. И он не трус. Он хочет узнать секрет вечной жизни. Он понимает, что это значит, Самир.

Ответа не было. Лицо Самира было по-прежнему печально.

– Открою тебе еще один секрет, друг мой, – сказал царь. – Кажется, мне нравится этот человек.

– Я заметил, сир.

– Интересная личность, – сказал Рамзес и, к своему удивлению, услышал, как дрогнул его голос. Ему трудно было продолжать, но он все же сказал то, что хотел сказать: – Мне нравится беседовать с ним.

Хэнкок сидел за столом в своем кабинете в музее, глядя на инспектора Трента из Скотленд-Ярда.

– Ну что ж, вижу, у нас нет другого выхода. Попросим у прокурора ордер, войдем в дом и осмотрим коллекцию. Разумеется, если все на месте, если ни одна монета не исчезла…

– Сэр, учитывая, что две уже находятся у нас, вряд ли можно на это надеяться…

Часть вторая

Глава 1

Отель в колониальном стиле был похож на гигантский розовый торт – с мавританскими арками, мозаичными полами, лакированными ширмами и плетеными креслами, с широкими террасами, которые спускались к сверкающему на солнце песку и голубой глади Средиземного моря.

В огромном вестибюле и других общих залах роились одетые в белое американцы и европейцы. В одном из открытых баров оркестр играл венскую музыку. В другом юный американский пианист изощрялся в регтайме. Обитые латунью кабины лифтов, расположенные прямо напротив огромной изогнутой лестницы, казалось, находились в непрерывном движении.

Конечно, если бы Рамзес увидел подобное здание в каком-то другом городе, он не был бы так изумлен. Эллиот заметил, в какое состояние царь пришел в первый час пребывания в Александрии.

Куда подевались жизнерадостность и бьющая через край энергия? За чаем Рамзес был тих и молчалив и наотрез отказался от прогулки.

За ужином, когда все начали обсуждать внезапный отъезд Генри в Каир, царь рассердился.

– Джулия Стратфорд – взрослая женщина, – сказал он, глядя на нее. – Глупо думать, что она нуждается в компании пьяного, опустившегося человека. Разве мы не джентльмены? Так ведь вы говорите?

– Это верно, – с готовностью подхватил Алекс. – И все-таки он ее брат, и ее дядя хотел, чтобы…

– Ее дядя не знает своего сына! – заявил Рамзес. Джулия оборвала этот разговор.

– Я рада, что Генри уехал. Мы догоним его в Каире. И там с ним будет трудно, а уж в Долине царей он был бы просто невыносим.

– Точно, – вздохнул Эллиот. – Джулия, теперь я буду твоим телохранителем. Официально.

– Эллиот, эта поездка для вас слишком утомительна. Вам тоже следовало бы отправиться в Каир и дождаться нас там.

Алекс хотел было возразить, но Эллиот жестом приказал ему не вмешиваться.

– Вопрос уже решен, дорогая, ты знаешь. Кроме того, мне хочется снова повидать Луксор и Абу-Симбел, может быть, в последний раз.

Джулия задумчиво посмотрела на Эллиота. Она знала, что он говорит вполне искренне. Он не мог позволить ей путешествовать вдвоем с Рамсеем, хотелось ей того или нет. И он на самом деле мечтал снова увидеть знаменитые памятники. Но Джулия чувствовала, что у него есть еще какие-то глубоко личные соображения.

Эллиот принял ее молчание за согласие.

– А когда мы поедем на пароходе по Нилу? – спросил Алекс. – Сколько времени вы хотите пробыть в этом городе, дружище? – обратился он к Рамзесу.

– Не очень долго, – мрачно ответил тот. – От времен Древнего Рима здесь мало что сохранилось.

По привычке не воспользовавшись ни вилкой, ни ножом, Рамзес быстро уничтожил три блюда и, не дожидаясь, пока остальные закончат ужинать, извинился и ушел.

Весь день он пребывал в унынии. На следующее утро за завтраком не проронил ни слова. После отказался сыграть в бильярд и ушел один. Видимо, он бродил по улицам и днем, и ночью, оставив Джулию проводить время в обществе Алекса. Он не подпускал к себе даже преданного Самира.

Он в одиночестве боролся сам с собой.

Понаблюдав за поведением царя, Эллиот принял решение. С помощью своего слуги Уолтера он нашел мальчишку-египтянина, который был занят исключительно чисткой лестничных ковров в отеле, и нанял его для слежки за Рамсеем. В этом был определенный риск. Помимо всего, Эллиота мучила совесть. Однако соблазн оказался сильнее.

Все время он проводил в удобном плетеном шезлонге или за чтением египетских газет, или наблюдая за снующими взад-вперед людьми. В подходящие моменты, когда рядом никого не было, мальчишка-египтянин на сносном английском отчитывался перед ним.

Рамсей гулял по городу. Рамсей часами глядел на море. Рамсей осмотрел большие поля за городом. Рамсей, уставясь в пустоту, сидел в европейских кафе и поглощал в диком количестве сладкий египетский кофе. Рамсей также сходил в бордель, повергнув в изумление жирного владельца тем, что с заката до восхода требовал в свою комнату всех женщин по очереди. Это означало двенадцать совокуплений за ночь. Старый сводник ни разу за всю свою жизнь не видел ничего подобного.

Эллиот улыбнулся. Значит, он употребляет женщин в той же манере, что и пищу. Аппетит у него просто сумасшедший. И еще это значит, что Джулия Стратфорд пока не впустила его в свое святилище. Или впустила?

Узкие улочки… Старый город – так они называют этот район. Но ему не больше нескольких сотен лет, и никто не знает, что когда-то здесь находилась огромная библиотека. Что ниже холма располагался университет, где читались лекции сотням слушателей.

Академия древнего мира – вот чем был этот город; теперь это приморский курорт. И отель стоит на том самом месте, где был ее дворец, где он обнимал ее и умолял забыть о пагубной страсти к Марку Антонию.

«Этот человек проиграет, неужели ты не видишь? – молил он. – Если бы Юлия Цезаря не убили, ты стала бы императрицей Рима. Но этот человек никогда не даст тебе ничего. Он слаб, падок на деньги; он бесхарактерный».

Именно тогда он впервые увидел в ее глазах настоящую бешеную страсть. Она любила Марка Антония. И больше ее ничто не волновало! Египет, Рим – какая разница? Когда же она перестала быть царицей и стала самой обычной смертной женщиной? Он не знал. Он знал только одно: его планы и мечты разрушены.

«Что ты так беспокоишься из-за Египта? – спрашивала она. – Ты хочешь, чтобы я стала римской императрицей? Нет, ты хочешь не этого. Ты хочешь, чтобы я выпила твой волшебный напиток и стала бессмертной, как ты. И к чертям мою земную жизнь! Ты хочешь уничтожить мою земную жизнь и земную любовь. Но я вовсе не хочу умирать ради тебя!»